Правила жанра: политика – не наука, но учит
2014-й год назван в России Годом культуры. Торжества по этому случаю и целый ряд начинаний должны напомнить нам, что Россия, как справедливо заметил лидер страны, – это уникальное «государство-цивилизация, скреплённое русским народом, русским языком и русской культурой, которые для всех нас родные, которые нас объединяют и не дают раствориться в этом многообразном мире». Однако в историю этот год войдёт по другой причине. И причина эта – страшный удар по нашей тысячелетней православной цивилизации, нанесённый после беловежского сговора. Именно тогда удалось расчленить не только территорию исторической России, но и русский народ, который веками складывался и как нация всех граждан, независимо от их этнической принадлежности и вероисповедания, и как единый православный государствообразующий суперэтнос, включающий в себя, прежде всего, великороссов, малороссов и белорусов.
На фоне гражданской войны на Украине по-новому высвечиваются проблемы российской культурной политики. Она призвана решить множество проблем, но главная из них – защита той золотой части нашего общего культурного наследия, которое нельзя разделить на своё и чужое, как нельзя развести по «этнонациональным квартирам» наших святых, в земле российской просиявших.
Но уровень политизации массового сознания сегодня зашкаливает. В результате этого почти незамеченной остается дискуссия, развернутая в ходе обсуждения проекта «Основ государственной культурной политики», хотя переоценить социальную значимость этой темы невозможно. Этот проект – одно из главных событий Года культуры.
Особый интерес и споры вызвал, конечно, только стартовый вариант «Основ», который качественно отличался от пришедшего к нему на смену варианта, являющегося предметом нашего анализа. К слову, эта подмена породила путаницу во мнениях, что нашло отражение и в СМИ. Именно проект-замысел, где были заложены весьма спорные, но, безусловно, смелые идеи, вызвал на первых порах ожесточенную критику, которая велась по преимуществу со стороны радикально-либерального крыла. Раздражающих факторов было много, и первый среди них – тезис об особом цивилизационном пути России. Причина неприятия лежит на поверхности: «западники», включенные в систему российской власти и уже по этой причине, как им кажется, вступившие в мировой «элитный клуб», не могут по понятным причинам поддерживать идею о своеобразии России как государства-цивилизации.
Однако не все так просто. Как писал А.С. Панарин, близится роковой момент истины: «Он состоит в том, что наших новых «западников» Запад уже отказывается признать западниками – носителями современной демократической идеи. Сама эта идея в глазах западной элиты, равно как и западного обывателя, утрачивает общечеловеческие черты, относящиеся к современности вообще, и обретает статус расовой идеи, неразрывной с миссией западного белого человека в мире. Стоит этой идее попасть в чужие, незападные руки, как она тут же деформируется, утрачивая черты подлинности. Словом, впервые после эпохи Просвещения на Западе демократическая идея неожиданно обретает племенные черты… Так прослеживается нисходящий ряд расистской инволюции «демократии»: сначала демократия и прогресс выступали как не имеющие племенных признаков универсалии, адресованные всем без изъятия. Затем, после проведенного «реформаторами» деления населения на демократическое меньшинство и «агрессивное» «красно-коричневое» большинство, прогресс обрел откровенно элитные черты. И наконец, после того, как на Западе перестали «преувеличивать» различие между «реформаторскими элитами» и «туземными массами» в постсоветском пространстве, прогресс стал обретать черты расистской идеологии, предназначаемой исключительно для внутреннего пользования в привилегированном пространстве мирового центра. Периферийному же пространству отныне адресована не демократическая идея, а идея реколонизации и авторитарного внешнего управления».
Теперь вновь обратимся к тому последнему варианту «Основ…», из которого убрали все неприемлемые для «западников» раздражающие моменты. Начну с вопроса о том, из каких критериев следует исходить при обсуждении такого документа, каким является проект «Основ государственной культурной политики»? Для начала потребуется четкое определение специфики жанра, к которому можно отнести этот проект, и признать как данность тот факт, что его при всем желании нельзя отнести к научному сочинению, а следовательно, и не следует требовать от него невозможного.
Это вводное пояснение обращено к коллегам из научного цеха, склонным искать изъяны проекта, связанные с его несоответствием требованиям научности. Искать их незачем: во-первых, они и так на виду, а во-вторых, это вовсе и не изъяны, а издержки жанра. Действительно, ученые люди так не пишут: текст «Основ» выглядит слишком плоско для демонстрации профессиональных знаний, здесь нет даже признаков оригинальности, а сложные предметы трактуются слишком одномерно, что не дает возможности открыть масштабы такого феномена, как культура, во всей его полноте. Да и сам язык далек от научного дискурса, большая часть специальных терминов и вовсе не используется, в результате чего начисто пропадают глубинные смыслы.
Согласимся, что в представленном на обсуждение тексте этих потаённых смыслов нет. Но их и не должно быть! Дело в том, что основы отраслевой политики – это, прежде всего, система общих установок, рассчитанных на широкую аудиторию и доступных для понимания. При этом адресат, к которому прежде всего и обращены подобные документы, идущие обычно в связке с законодательными актами (федеральными и региональными), – специалисты различного профиля, работающие в органах исполнительной власти, и чиновники разного уровня, в компетенцию которых входит все то, что они и относят к культурной сфере. Более того, подобные документы не допускают и не должны допускать вольных интерпретаций. Здесь вообще нет места теоретическим изыскам, а тем более неустоявшимся продуктивным гипотезам и конкурирующим идеям, составляющим самую ценную часть научного знания, нет даже отсылок на фундаментальные работы и упоминания научных школ.
Это то, что касается содержательной части. Что же касается формы подачи, то и здесь отличия бросаются в глаза: «поверхность текста» скована канцеляризмами и оборотами, неприемлемыми для языка науки (тоже, кстати, далекого от живого разговорного языка), но привычными для массового восприятия и, что особенно важно, для слуха исполнителей всех уровней.
Основы отраслевой культурной политики в идеале должны быть не культурологической энциклопедией, не словарем даже и тем более не коллективной монографией, а руководством к действию для «аппаратчиков». В их задачи входит «кураторство» отдельных направлений культурной жизни страны и регионов, а также отдельных культурных проектов, если эти направления и проекты находятся в поле зрения государства и пользуются поддержкой соответствующих госструктур.
Как видим, причина откровенной «ненаучности» политических документов заключаются вовсе не в том, что в разработке проекта не принимают участие ученые, как это может показаться с первого взгляда. В действительности именно ученые, причём узкие и вполне достойные специалисты, почти всегда («Основы культурной политики» – не исключение) выступали и выступают в роли главных «затравщиков», а также ведущих экспертов при подготовке концепций документов такого рода, активно участвуют в написании рабочих вариантов. Другие ученые выступают в другой роли – наиболее строгих и принципиальных экспертов и критиков. Именно они лидируют и в процессе обсуждения или популяризации итогового документа.
Другой вопрос: кто их слушает? Даже те немногие специалисты, которые непосредственно участвовали в инициации разработки и в процессе подготовки текста той или иной отраслевой политической доктрины, стратегии или концепции, далеко не всегда могут узнать свои же предложения в том варианте, который появляется в итоге совместной работы учёных и чиновников. Автору самому не раз приходилось испытывать это ошеломляющее ощущение: вроде бы стоит гордиться, что именно ты инициировал и даже писал базовый текст того или иного закона, проекта программы или доктрины. Но ты никому не скажешь об этом, поскольку стыдно признаться. Этот стыд возникает сразу после того, как твой текст пройдёт все стадии согласования и утряски в аппаратах профильных министерств и ведомств. После этой процедуры собственное детище уже не узнать, поскольку его «дополнили» новыми установками, а вычистили из него именно то, что представляло хоть какую-то ценность в научном плане или несло в себе элемент новизны…
То, что мы не знаем конкретных имён и списка авторов проекта «Основ», не меняет сути дела, но заставляет задуматься над тем, в чём причина такой закрытости. Думаю, она заключена не только в несоответствии замысла и конечного продукта, а тем более – не в скромности или природной застенчивости авторов и явно не в боязни критики. Причина – в специфике и статусе той политической аналитики, которая непосредственно включена в политическую деятельность, где она занимает весьма скромное место и выполняет сугубо служебную функцию, явно не центральную.
Учёные – это всего лишь приглашенные консультанты, которые приходят и уходят, как, впрочем, и госсоветники и прочие политические чиновники, координирующие работу над проектом: они тоже «приходят и уходят», а связаны с данным проектом чисто ситуативно, по поручению, а потому и не афишируют свою роль.Таким образом, большая часть доктринальных документов остаётся безликой или обезличенной. Исключения бывают, но это большая редкость, что особенно заметно в нашей отечественной традиции.
Однако именно благодаря этой анонимности, непривычной для научной общественности, где ценится именно авторство, сразу обнаруживается главный парадокс: почти любое из требований, предъявляемых к научным работам, оказывается чужеродным при оценке политического документа. Сказанное вдвойне верно применительно к документу, претендующему на статус «основ политики» в той или иной ее отрасли. А такая отрасль, как культурная политика или, точнее, политика в области культуры, – не исключение, а подтверждение правила.
Для «Основ…» малоприменимы такие критерии качества, как, к примеру, наличие новизны и оценка личного вклада, даже сама идея авторства в этом случае чаще всего теряет смысл, не говоря уже о наличии признаков открытия или о запрете всех форм скрытого заимствования, без указания источников и авторства используемых идей. Отсюда и совершенно особые требования к анализу текста и его критике – как со стороны научного сообщества, так и со стороны политически активных граждан.
Этого обстоятельства обычно не учитывают ни политики, в том числе и те, кто на самом деле инициировал разработку «Основ культурной политики», ни те специалисты, кто обслуживает политику в информационно-аналитическом плане. Не учитывают этой специфики и ученые, как правило, далекие от политики и не искушенные в механике принятия решений (это относится также и к культурологам). Не учитывают ее и сами деятели культуры, больше других заинтересованные в том, чтобы такой документ, каким являются «Основы государственной культурной политики», не остался пустой декларацией или хотя бы не включал в себя откровенно антикультурные установки. А такой риск чрезвычайно велик, о чем свидетельствует вся история отечественной, да и зарубежной государственной политики в области культуры: вмешательство политики в культуру всегда чревато большими издержками.
Основы и максимы в культуре и политике
Ответив в общих чертах на вопрос о специфике жанра, зададим себе еще один вопрос – о том, что мы вкладываем в понятие «основы» применительно к целым областям знания или политики, которая, к слову, тоже является особой областью знаний? Сопоставим только три значения этого ключевого слова.
Первое значение: основы – это минимум, доступный для всех, к кому обращен документ, то есть для самой широкой аудитории, а еще точнее – и для профессионалов, и для профанов. Среди профанов, к слову, больше всего узких специалистов, которые ничего не видят и не желают видеть за пределами своей профессиональной делянки. Этим профан отличается от дилетанта, знающего о своей неполной компетентности и потому стремящегося перейти барьер незнания. По этой причине среди первооткрывателей так много дилетантов и так мало профанов.
Что должен и может включать в себя такой минимум, если авторы документа хотят добиться, прежде всего, максимальной социальной поддержки, согласия и единого понимания сути и целей культурной политики во всех социальных стратах?
А эта цель и подразумевается, поскольку речь идёт именно об основах, то есть о фундаменте согласия. Ответ не вызывает сомнений: в минимум входит набор тривиальностей, банальностей, общеизвестных мест, не вызывающих споров. Согласитесь, без этого минимума государственная политика не может обойтись, тем более политика отраслевая. К слову, почти все политические документы, определяющие стратегические цели отраслевого развития, как правило, должны соответствовать этому требованию чисто технологически: в противном случае «основы» будут работать не на консолидацию общества и не на наведение порядка, а на хаотизацию.
Второе значение слова «основы» принципиально отличается от первого – это фундаментальные основы мировоззрения, основы знаний, то есть те глубочайшие истины, которые открыты и доступны далеко не всем. Их не открывают, они сами открываются, то есть сами избирают, кому открыться, а кому нет. Другими словами, это знания для избранных.
Но есть и ещё одно, третье, значение может быть, самое важное особенно для нашего случая, когда речь идет не просто о государственной политике, а о политике в сфере культуры. Основы в этом глубинном значении – это совершенно особый тип знания и самосознания, который иногда называют «максимы», то есть наиболее значимые жизненные установки разного рода и, прежде всего, нравственные, регламентирующие поведение человека. Для этого они должны соединять в себе, казалось бы, несоединимое: предельно глубокие истины, обычно передаваемые из поколения в поколение, и предельно доступную форму их подачи.
По сути, максимы – это то, что называют мудростью. Мудрецы их находят и формулируют, не подвергая сомнению. Этим они отличаются от ученых, которым тоже иногда открываются максимы, но ученый подобен ребенку, ломающему лучшую из игрушек, чтобы увидеть нутро, движущий механизм, докопаться до причин.
Но мудрость – явление редкое и, как мы знаем, вдвойне редкое в политике. Чаще всего политики удовлетворяются только первым значением слова «основы». И понять их не только можно, но и нужно. В этой связи мне вспоминается ситуация, хорошо иллюстрирующая отношение к документам, призванным регламентировать государственную культурную политику. Несколько лет назад министр культуры А.С. Соколов, очень интеллигентный, самостоятельно мыслящий и порядочный человек, с которым автор имел удовольствие общаться, делал в правительстве доклад. И доклад был связан с идеей, весьма похожей на ту, которая положена в основу обсуждаемого сегодня документа. Доклад был насыщен профессиональными изысками и специальной терминологией, встречались, если не ошибаюсь, и такие выражения, как «цивилизованная парадигма», «постмодернистская сущность» и тому подобное. Члены правительства, министры и руководители ряда ведомств терпеливо слушали, но и у терпения есть границы. Их-то и очертил один политический тяжеловес, который не постеснялся сказать о том, что не понял ни одного слова. А к сказанному прибавил, что такого безобразия на заседании правительства больше не должно быть. И был прозорлив: больше таких докладов, кажется, и не было.
Я веду к тому, что обсуждаемый нами документ вполне можно «выносить на правительство»: он выполнен в приемлемом жанре минимума, а не максимума, где слишком много нежелательного теоретизирования и противного духу делопроизводства «умничанья». При этом любая власть весьма терпимо относится к другим погрешностям, легко прощая даже логические противоречия в суждениях. Более того: эклектика здесь уместна и приветствуется. Многие документы государственного и особенно международного уровня – тексты соглашений, хартий, стратегий и прочее – отличаются иногда откровенной и вызывающей алогичностью. Надо ли объяснять причины? Для порядка назову три основных.
Первая: подобные документы – итог компромисса между политическими акторами. К примеру, в публичной политике – на выборах, на международных и межгосударственных форумах и совещаниях все большую роль играют так называемые «однопроблемные» движения, которые зачастую объединяются (феминистские,«зеленые» и антиглобалистские движения, организации различных меньшинств и т.п.) и не упускают малейшей возможности заявить о себе. Поэтому даже в документах, не связанных никоим образом с профильной тематикой этих движений, к примеру, в тех же декларациях и хартиях о защите биологического многообразия (флоры и фауны) находится место пункту о защите прав … женщин или сексуальных меньшинств. Я сам в прежние времена не раз участвовал при подготовке подобных документов и давно перестал удивляться инверсиям в политическом мышлении.
Вторая причина: решения подобного уровня принимаются либо кулуарно, либо голосованием, но в любом случае в кругу непрофессионалов, то есть людей, далеких от узкой специализации в той или иной области знаний. Не будете же вы требовать, чтобы каждый член правительства был, как Леонардо, универсальным гением. Нет теперь таких уникумов, и уже не будет. И это скорее хорошо, чем плохо: если бы гении принимали решения общим голосованием, было бы куда хуже.
Третья причина связана со статусом экспертов в системе власти: даже самые уважаемые среди них – те же академики и профессора – находятся на самой нижней ступени властной пирамиды: их приглашают, как уже говорилось, обычно лишь для того, чтобы повысить статус решения, которое принимается совершенно другими людьми и в другом месте. Ссылки на авторитет науки часто используются в политическом дискурсе, поскольку наука внушает доверие образованным людям, а частица этого доверия распространяется и на институты власти, и на политические решения, и на самих публичных политиков, конечно. Этот процесс называют научной легитимацией политики. В подобной легитимации нет ничего плохого или предосудительного: даже если заинтересованность власти в науке носит внешний и цикличный, корыстный и вынужденный характер, она открывает некоторую возможность для сотрудничества ученого и экспертного сообщества с политиками.
Экспертиза текста: «смысловые ниши» и методология
Во второй части доклада функции адвоката полезно будет заменить на функции следователя. Поэтому теперь сразу переходим к детальному методологическому анализу проекта «Основ», экспертизе текста и критике, которой он заслуживает, уже без ссылок на жанровую специфику, пользу наукообразия и трудные будни политиков и чиновников.
Экспертиза текста документа должна, по-моему, начинаться с выявления наиболее заметных методологических просчётов и незаполненных ниш. К нишам, если воспользоваться экологической терминологией, относятся не просто пробелы, отдельные лакуны или зияющие пустоты, а только те потери, где сама пустота губительна для всей системы. Такие пустоты можно сравнить с утратой какого-то незначительного или даже вредного (с точки зрения человека) вида или подвида живых существ. Но его вытеснение или замещение оборачивается зачастую распадом всей цепочки: извели, к примеру, комаров, а в результате сократилось или исчезло множество других, бесспорно «полезных» видов… Как видим, даже такие «человеческие» критерии, как устоявшиеся представления о пользе и вреде, могут сослужить плохую службу, если забыть о границах нашего знания, расчленённого на специализированные «делянки». К тому же, как известно, свято место пусто не бывает: опустевшую нишу часто заполняет нечто инородное, несущее скрытую угрозу всей живой системе.
Это пояснение принципиально важно, так как обычные пустоты есть и будут в любом документе, претендующем на определение базовых позиций, – это предопределено уже его заданным объемом и тем, что неподготовленная аудитория ни при каких условиях не воспримет слишком глубокую детализацию. Критика пробелов, с одной стороны, является самой лёгкой частью экспертной работы, поскольку лакуны в принципе невозможно скрыть от глаз специалистов. С другой стороны, именно обнаружение пробелов, которые мы определили как пустующие ниши, особенно методологических пробелов, – самая трудная, но принципиально важная задача экспертизы.
Явный недостаток методологического свойства – пренебрежение к русскому культурному началу, характерное для традиционной российской политики, что нашло отношение и в тексте проекта. Только один пример: в угоду старому политическому тренду (боязнь лишний раз упомянуть о русских – как бы чего не вышло) наряду с понятием русской культуры в тексте используется сомнительное выражение «российская культура». Думаю, это объясняется стремлением уйти от подозрений в национально-русском, а не «государственном», РФ-ском, патриотизме. Такие страхи остались с тех времен, когда выжигались любые проявления так называемого «русского шовинизма», совершенно не свойственного ни великороссам, ни многонациональной русской культуре. Замечу, что некоторые наши политики, в том числе заметные, по этой же причине время от времени включают в свою речь такие выражения, как «российский язык», «российская культура» и далее по списку, что должно, видимо, демонстрировать безупречную толерантность.
Считаю такую осторожность контрпродуктивной. Разумеется, в наше время по факту можно говорить именно о российской, а не о русской политике, поскольку в неё сам концепт русскости пока не заложен. И ещё раз повторю главное, о чем следовало бы упомянуть в «Основах»: русские – это не национальность, а цивилизационная миссия, объединяющая все этнические группы России в одну русскую семью. Понимаю, что вопрос этот очень сложный – и в политическом, и в теоретическом плане. По сути, пора было бы вернуться к исходному пониманию «русский», которое сохраняется в языках других народов, а также по сей день в памяти потомков наших соотечественников «первых волн эмиграции». Более того, «Основы государственной культурной политики» – хороший повод обратиться к этой теме. Но понимаю, что мы еще не готовы избавиться от примитивизма и фобий прошлого.
Возвращение к цивилизационному подходу, признающему право каждой живой цивилизации, в том числе и русской, на сохранение самобытности и самостоятельное развитие, – одна из главных задач государственной культурной политики России, которую хорошо бы хотя бы обозначить в тексте «Основ», как это было сделано в стартовых заявлениях. А если и не в этом документе, то, возможно, в стратегии национальной политики, которой у нас уже давно нет. На её месте – зияющая пустота: ликвидировано даже Министерство национальностей, как и Палата национальностей, существовавшая с 1924 года. Теперь на этом месте зияющая пустота, деформирующая всю культурную политику – и государственную, и негосударственную.
И заполняется эта пустота очень быстро национальной рознью и сепаратистскими идеями, укреплением роли родовых кланов в экономической сфере и в политике, что ведёт к архаизаизации культурной жизни, а в итоге и к одичанию…При этом уровень доктринального обеспечения национальной политики ниже минимальных требований, примером чему, по-моему, может служить недавно принятая федеральная целевая программа «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов России (2014–2020 годы)».
Теперь предельно сжато по поводу других пустот, связанных с пониманием наследия. А НАСЛЕДИЕ – это ключевое понятие в государственной культурной политике.
Во-первых, культурное наследие нельзя толковать примитивно, сводя его к списку достижений, причем универсальных, хотя это распространенная практика. И здесь трудно преодолеть стереотипы. В действительности наследие – это не только то, что должно защищать, но и то, от чего должно защищаться. Чернобыль – это тоже наше наследие, хотя теперь эта территория вроде бы и не наша, а украинская. В действительности это не так: и последствия техногенной катастрофы, и тот духовный Чернобыль, который опустошает ныне землю Украины, колыбели русского мира, – это тоже часть нашего наследия. Чётко провести границу, отделяющую добро и зло, высокое и низкое, труднее, чем наобум провести госграницы, особенно там, где они, по сути, играют роль удавки, призванной задушить общее русское культурное наследие…
Во-вторых, когда речь идет о наследии, требуется более гибкая методология,учитывающая синтез культурного и природного наследия. Тот факт, что в «Основах» эта тема вообще проигнорирована, обескураживает. Здесь пока сохраняется методологическая ниша, свидетельствующая о поверхностном понимании политических и культурных задач. Возникает ощущение, что авторы даже не слышали о требовании территориального подхода к изучению и защите наследия и ничего не знают ни о международной практике и теории системного подхода, который стал доминировать с начала 80-х годов и в мировой, и в отечественной науке. Напомню, что уже около 30 лет в России успешно функционируют и Научный совет РАН по изучению и защите культурного и природного наследия, который я здесь представляю в качестве заместителя председателя (председатель – академик Е.П. Челышев), а также НИИ культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева.
В этой связи отмечу, что все те неназванные проблемы (ниши), о которых я уже упомянул в связи с критикой «Основ», не являются тайной за семью печатями. Они вполне корректно обозначены, например, в работах уже названного Научного совета РАН и в проекте Государственного доклада о состоянии культуры в Российской Федерации в 2013 году. Кстати, этот проект, подготовленный при участии НИИ культурного и природного наследия, был вывешен на сайте Министерства культуры вместе с проектом «Основ». Для меня остаётся загадкой, почему разработчики «Основ» не заглянули в текст, подготовленный их коллегами…
В дополнение к сказанному замечу, что В.В. Путин на заседании Совета при Президенте России по межнациональным отношениям (заседание состоялось 3 июля) особо отметил высокий потенциал именно этого института. По мнению Президента, ресурс этого института «должен быть использован не только для сбережения и продвижения культурного, исторического потенциала русского мира, народов России, но и для патриотического становления молодёжи, её духовно-нравственного воспитания».
Без цивилизационного и территориального подходов, когда культурное и природное наследие рассматривается в синтезе, принимать «Основы государственной культурной политики» нельзя. Скажу в этой связи, что содержащееся в тексте проекта беглое упоминание о ландшафте и о ландшафтной политике (единственное упоминание!) превращается в пустую декларацию без использования грамотной методологии.
В-третьих, когда мы говорим о наследии, следует смотреть шире, не упуская из виду проблему самого наследования – многомерного процесса передачи наследия, а также проблему наследников – подлинных и сомнительных, способных или неспособных принять и сберечь унаследованное. Кто они – наследники нашей культуры, нашей русской цивилизации?
Здесь сразу обнаруживается еще одна зияющая ниша, снижающая на порядок значимость «Основ». Речь идет о зарубежных соотечественниках как о наследниках, зачастую незаконно, против своей воли отделенных от отечества и ущемлённых в самом праве наследования. Все хорошо понимают, что страна наша искусственно разделена, а русский народ превращён в самый крупный в мире разделенный народ. Почему о соотечественниках нет ни слова в «Основах»?
В тексте «Основ государственной культурной политики» отсутствует хотя бы беглое упоминание о русском мире. Уроки крушения Украины не учитываются, а это сегодня наша общая боль. Источник поражения русской цивилизации на Украине – принудительный отказ от русского языка как якобы «имперского языка», что означает фактический запрет на право наследования, запрет на основную часть культурного и духовного наследия предков. Итог – тотальное разрушение всего единого языкового и культурного пространства русского мира. За этим следует демонтаж цивилизационных контактов и всех человеческих связей.
В первом варианте «Основ» содержался тезис о русском мире, пусть и в зачаточном виде, но теперь и этого нет. Нет и того, с чего начинался замысел «Основ»: Россия, как Индия и Китай, – это СТРАНЫ-ЦИВИЛИЗАЦИИ, у которых, само собой, должна быть особая государственная культурная политика. Это продуктивный методологический ключ к грамотному построению культурной политики, но и он потерян.
Упомяну и ещё об одной зияющей нише – о правовых и чисто технологических аспектах поддержки культурных программ и проектов. В действующем законодательстве существуют разные формы поддержки некоммерческих организаций, хотя их выбор не идёт в сравнение с теми методами, которые давно закрепились в большинстве развитых стран. В нашем законодательстве интересы некоммерческих организаций, которые имеют шансы на получение хоть каких-то грантов и льгот от государства, прописаны выборочно и только по трем направлениям.
О каких направлениях идет речь? Поддержка осуществляется, во-первых, «в интересах развития институтов гражданского общества», во-вторых, указаны некоторые льготы в области благотворительности, а в-третьих, в области пропаганды спорта и здорового образа жизни. Как видим, о культуре нет даже упоминания! А откуда при таком подходе возьмутся даже минимальные ресурсы на культурные проекты, каким образом будут наполняться гранты? Источников не так много – это поступления из государственных и негосударственных, частных фондов, имеющих льготы. Но именно этого механизма и не предусмотрели, а авторы «Основ» об этом даже не вспомнили. Нет и замысла создания соответствующего правового и организационного механизма.
Что можно и необходимо делать, когда еще нельзя делать то, что необходимо?
В заключение сформулирую несколько положений, которые не следует рассматривать как предложения по совершенствованию «Основ государственной культурной политики», поскольку они вряд ли повлияют на процесс их доработки. Это невозможно в принципе (есть такой «принцип вертикали», согласно которому предложения не поднимаются, а спускаются), а тем более на финальной стадии обсуждения. К тому же на страницах печати появилось множество куда более весомых и обоснованных суждений, которые также останутся в стороне от доктринотворчества, а тем более – от законодательного процесса («Основы…» – это, как известно, прелюдия к внесению ряда законопроектов и подзаконных актов).
Однако политические циклы скоротечны, а доктринальный уровень политического планирования (именно к этой деятельности относится принятие «Основ…») в нашей практике почти не связан ни с действующим законодательством, ни с законопроектами даже на уровне тезауруса, не говоря уже об идейном содержании и ресурсном обеспечении.
Напомню в этой связи слова Президента России, произнесенные им во вступительном слове на заседании президиума Государственного совета по вопросам оздоровления экологической обстановки в России 4 июня 2003 года по поводу «Экологической доктрины РФ», принятой еще в 2002 году, но так и не ставшей, по его мнению, руководством к действию. Касаюсь этой темы, поскольку она теснейшим образом связана с культурной политикой, а также по той причине, что сам имел непосредственное отношение к инициации и продвижению этой доктрины, которая никогда не была бы согласована и принята без личной поддержки В.В. Путина. По его оценке, хотя бы и через десятилетие, но следует навести в этой сфере государственной политики элементарный порядок и, «наконец… провести инвентаризацию федеральных и региональных экологических программ, в том числе и на их соответствие Экологической доктрине, утвержденной Правительством Российской Федерации». А начать следует с развития экологического образования населения, поскольку «Основы экологической культуры должны закладываться, конечно же, уже в школе».
К сказанному следует добавить, что культурная жизнь никоим образом не вмещается в русло отраслевых доктрин и внешних «писаных» норм, в том числе законодательно оформленных и регламентирующих все то, что может видеть российское политическое сознание. Если называть вещи своими именами, то это сознание еще и не самосознание в полном смысле слова, а пока еще механическое усвоение заёмного опыта. Политическое сознание лишено рефлексии и еще робко осваивает традиции русской мысли, без чего реальная политика будет жить заёмными смыслами, не имеющими никакого отношения к судьбе Отечества.
И в заключение следует сказать, что качество такого документа, каким являются «Основы государственной культурной политики», – это лакмусовая бумажка, показывающая уровень политической культуры нашего общества и зрелось политической системы. В идеале и политика должна быть культурной – публичная и отраслевая, внутренняя и внешняя, федеральная и региональная (субнациональная)…
В свое время выдающийся русский мыслитель Н.Я. Данилевский впервые предложил рассматривать политику в системе основных видов (общих разрядов) культурной деятельности в самом широком смысле этого слова. По его мнению, политическая деятельность «объемлет отношения людей между собою как членов одного народного целого, и отношения этого целого как единицы высшего порядка к другим народам. Она соседствует с другими видами культурной деятельности – религиозной, объемлющей отношения человека к Богу, культурной в узком значении этого слова (теоретической, эстетической, технической) и общественноэкономической, «объемлющей отношения людей между собою не непосредственно как нравственных и политических личностей, а посредственно – применительно к условиям пользования предметами внешнего мира».
В.Н. РАСТОРГУЕВ